Странно было бы полагать, что Габриэль станет желанным гостем в доме Арабэттов. Однако их маленький наследник, пусть и не шибко храбрился, но и не был против внезапного гостя спустя несколько дней неловких переговоров с его отцом. Всё с того же дерева, придерживающего высокий забор, да в одни кусты нырял Габриэль, чтобы возобновить их маленькое путешествие со старым шкипером Свибли и юным боцманом Артуром, потерпевшим крушение после неравной схватки с Драккаром.
Благодаря тому, что Габ плавал с пиратами, он во всех красках рассказывал ребенку как устроен быт на корабле. Скажем так, зрелище нелицеприятное и даже грязное, но наемник не разбивал мечты дитя в пух и прах, просто рассказывал что видел, бегая в шкуре крысы. Да, он поведал тайну своего происхождения, рассказав о второй сущности его души, обещав показать в следующий раз, если мальчик принесет побольше еды и какую-нибудь простенькую одежду.

***

Спустя пару недель Винсенту, да и не только ему, стало известно о гибели его конкурента Доусона, нескольких его приближенных и супруги. Его собственное поместье было закрыто, а все, кто был вхож в его дом, был помещен на карантин в соответствующие учреждения. Самыми яркими симптомами стали сильнейшая лихорадка, конъюнктивит и сыпь, а за закрытыми дверьми не для всех ушей, говорили о внутренних кровотечениях и анурии. Доусон так и не понял, что стал жертвой своего же оружия, закончив жизненный путь в болезненном беспробудном сне.
Похорон не было, тела причастных сожгли в крематории, боясь возникновения эпидемии.

***

— Знаешь, что самое страшное? Что практически все пираты чем-то болеют. Особенно после обжиманий с портовыми девицами заражаются всяким и ходят гниют, такой кошмар на самом деле. — рассуждал крыс, сидя рядом с клумбой гиацинтов. Сегодня он показал Артуру не только свою крысиную тушку, но и приоделся в одежду слуг, что принес пацан.
Утром они носились по саду, точнее, Артур воображал себя крысиным дрессировщиком, а Габ не прочь был попрыгать по приказам ребенка и выполнять всякие трюки. Они старались вести себя тихо, чтобы никто не заметил. Винсент запретил видеться с его сыном, но Габ не мог находиться рядом, зная, что ребенок играет в одиночестве. Может быть он проецировал своего старшего брата на Артуре, он тоже рос один, постоянно тренировался и даже дышал по отцовской указке. И кем он вырос? Жестоким ублюдком, потерявший связь не только с семьей, но и с самим собой. Смотря на Артура, Габ не хотел чтобы мальчишка чувствовал себя одиноким, ожидая отцовского внимания и похвалы.
— С другой стороны, здоровье не такая уж большая плата за свободную жизнь и бесконечные путешествия. Если бы я так же горел идеей бороздить моря, то наверно, остался бы на каком-нибудь корабле…Ох, ты бы видел какая вода красивая, ну, в том смысле, что она будто живая или полотно гладкой блестящей ткани, колышущейся на ветру. Таким…единым потоком и пахнет…мммм…пахнет просто невероятно. Я бы тебе свой нос одолжил, чтобы ты почувствовал все тонкости аромата. — засмеялся Габ, резко потянувшись к сидящему рядом пацану, щелкнув его по носику.
Пока они прервались от беготни на попытки вырезать что-то дельное из дерева. Габ поделился частью своей истории, мол, рос он на маленькой семейной ферме и вместе с ребятней вырезал себе игрушки. Хоть меч, хоть лошадку - без разницы. Сейчас в его руках деревяшка приобрела черты будущего ножика. Он вырезал его для Артура, а мальчик вырезал для него…вроде человечка, получалось не очень, зато Арти уже лучше держал нож в руках.
Ох, что бы сказал его отец, увидя своего сына с дурным наемником, да с ножами что у одного, что у другого. Наверно, все свои белые волосы выдрал и клюкой по голове настучал.
— Ты ни разу ещё корабли не видел, да? Они очень большие…я где-то модельку видел в одном магазине, в следующий раз принесу тебе или отпрошу тебя у папаши сгонять на пристань. — без задней мысли предложил Габ. Он не совсем понял как живет Артур. Неужели его действительно никуда не водят, кроме каких-то мероприятий, куда лучше всего с семьей заявиться.

Отредактировано Габриэль де Вон (2024-08-08 01:56:58)

Подпись автора

Габриэль с лёгкой улыбкой наблюдал за Артуром, вспоминая свои собственные детские мечты и разочарования. Он наблюдал за мальчиком с едва заметной усмешкой, скрывающей что-то гораздо более глубокое и сложное, чем мог бы уловить взгляд Артура. Он позволил паузе затянуться, словно растягивая момент, прежде чем наконец заговорить.
— Ты прав, Артур, — начал он, голос его был мягким, но вкрадчивым, как шелест волн под тёмным небом. — Твой отец никогда не отпустит тебя на пристань. Не потому, что он не доверяет тебе. А потому, что боится... боится того, что ты можешь там найти. Море — оно больше, чем просто вода и ветер. Оно зовёт. Оно искушает. И однажды, когда ты услышишь этот зов, его уже невозможно будет проигнорировать.
Он внимательно посмотрел на деревянную фигурку, которую Артур так старательно вырезал, будто хотел увидеть в ней что-то большее, чем просто кусок дерева. Свой ножичек Габ закончил и положил перед Артуром, взяв его недоделку в руки. Он не стал подрезать и исправлять деревянного человечка, поделка ему нравилась такой, какая есть: несовершенная, неуклюжая, как первый шаг младенца, но в то же время для первого раза очень годная. Затем медленно продолжил:
— Знаешь, Артур, твой отец не зря говорит о том, что ты — Арабэтт. Для него это — якорь. Он хочет, чтобы ты оставался здесь, с ним, в этом мире, где всё понятно и предсказуемо. Но ты ведь уже чувствуешь, что тебе этого мало, не так ли? — Габриэль чуть склонил голову, его глаза блестели хитрым, почти завораживающим огоньком. — Тебя тянет к тому, что он прячет от тебя. К морю. К свободе. К месту, где титулы, имена и семейные цепи ничего не значат.
В его семье не задавались вопросом происхождения, не задавали вопросов кем дети должны стать в будущем. Возможно, его родители были мудрее, однажды сказав, что Хел и Акке вернутся к истокам, когда найдут себя. Вернутся туда, где родились, чтобы наставить на Путь своих детей.
— Но помни одно, Артур, — он наклонился к нему, тихий шёпот проникал в сознание мальчика, как тайное обещание, — если ты однажды услышишь зов моря... Ты не сможешь вернуться прежним. Плавание меняет людей. Оно даёт свободу, но забирает что-то взамен. Может быть, ты найдёшь там себя. Или потеряешь всё, что когда-то было важным.
Габриэль выпрямился, задумчиво оглядев небеса. Что-то внутри подстрекало его поселить идею отправиться в гавань прямо сейчас. Эгоистичное желание увидеть, как у ребенка в миг меняется мировоззрение, как его крохотные тараканы в голове выкладывают из извилин слово "мореплаватель" или что-то похожее. Слишком любопытно.
— Твой отец думает, что защищает тебя. Но на самом деле, он защищает только себя. Он боится, что однажды ты уйдёшь и никогда не вернёшься. Боится потерять единственное, что у него осталось. И, возможно, ему стоит этого бояться.
С этими словами Габриэль прилег на бок, подпирая голову ладонью, второй рукой он играл с деревянным человечком Артура, будто он плывет по волнам. Габ старался не смотреть на мальчишку, пусть подумает, может предложит сам или трусливо подожмет хвостик, тогда он и постарается его убедить нарушить некоторые правила отца.

Подпись автора

Забавным было наблюдать за тем, как мальчишка с детской серьёзностью пытается сложить свои страхи и сомнения в некую картину реальности. Его рассуждения, столь прямолинейные и искренние, всё ещё не обременены взрослым цинизмом и лукавством. В этих мыслях легко угадывался тот страх, который ещё не стал постоянным спутником, но уже нашёл себе место в его душе, как неотъемлемая часть взросления. Смешно было слышать, как он сам, не понимая до конца, стремится подвести итог сказанному, словно слова должны утвердить его в чём-то важном, защитить от мира, который кажется ему огромным и непонятным.
Артур был хорошим мальчиком. Даже слишком хорошим, как заметил Габриэль, но это лишь временно. Его честность и открытость, хотя и порой трогательны, рано или поздно уступят место чему-то более суровому. В этом и заключался процесс взросления — медленная потеря этой детской прозрачности, превращение мыслей и чувств в узор из молчания и скрытых намерений. Артур пока что искренен, потому что не научился прятать свои страхи и желания за суровой маской, как это делал его отец. Он всё ещё слишком пугливый, но в этом не было трусости. Скорее, это было предвкушение чего-то неизвестного, порыв испытать свои страхи, но не убежать от них.
В мальчишке угадывалась та же жажда свободы, что была у его отца, хотя сам Артур этого пока не понимал. Желание бросить вызов, пойти наперекор запретам, ощутить вкус настоящей жизни. Он чувствовал опасность, но это не заставляло его отказаться от своих мечтаний. Нет, он не подавлял их, не отказывался от них, как это сделал бы трус. Наоборот, он позволял своим страхам быть, но не позволял им уничтожить его желания. В этом было что-то захватывающее и одновременно трогательное: мальчик, который пока не осознавал, что в его крови текут те бунтарские порывы. Он стремился понять, чего боится, но ещё не знал, как трансформировать этот страх в силу.
Габриэль видел в нём отца — ту же жёсткость и стремление к независимости, но ещё не закалённые временем. Артур был на пороге того, чтобы стать своим собственным человеком, но всё ещё оставался ребёнком, который искал ответы в чужих глазах. И хотя сейчас он был пуглив, его страхи не парализовали его. Они были чем-то вроде предчувствия, подготовкой к неизбежному — к тому, что однажды он столкнётся с миром, полным опасностей и предательств, и тогда ему придётся решать, как жить дальше.
Габриэль медленно поднял взгляд, отрываясь от игрушки, словно она вдруг потеряла свою значимость. Он задумчиво прищурил глаза, глядя на мальчика, который вдруг решил подняться над своими страхами. В этом взгляде было что-то насмешливое, но и задумчивое, как будто слова Артура задели какую-то глубинную струну в нём, заставив переосмыслить их вес.
— Поклясться? — мягкий голос перевёртыша звучал как мягкий бриз, проходящий сквозь паруса. Он медленно встал, не отводя взгляда от ребенка. — А что тебе даст моя клятва, Артур? Ты ищешь в ней уверенности? Уверенности в том, что море, в которое ты так стремишься, окажется безмятежным и безопасным?
Он подошёл ближе, так что тень от его фигуры легла на Артура, словно намёк на что-то большее, чем просто его присутствие.
— Море, — он произнёс это слово, как будто оно само по себе было чем-то великим и опасным, — оно не подчиняется клятвам. Оно не делает обещаний. А те, кто клянётся, — они тоже меняются, когда выходят на его просторы. Море манит всех. И оно беспощадно.
Он замолчал на мгновение, затем добавил тише, но с той же загадочностью:
— Но если хочешь, клянусь. Клянусь, что не убью тебя и не брошу в морскую пучину. Я ведь вовсе не морской демон, Артур. А ты — не просто ребёнок. Твоя судьба и так уже связана с этим морем. Не думай, что клятва изменит это.
Габриэль снова опустил глаза на куклу, но в его движениях уже не было той лёгкости, что прежде. Казалось, он и сам задумался о клятвах, об их значении, и о том, что для него всё это значит.

Подпись автора