Гость задерживался.

Уж был готов пышнотелый, сдобренный ложкой рома да украшенный хрустящей, карамельной коркой вишневый пирог. Хромая на одну ногу, горбатая кухарка хлопотала весь день. Мари принюхивалась к теплым ароматам, довольно улыбалась. Не зря увела кривую бабу с собой, не зря поверила ее причитаниям и уверениям что та будет верной да доброй помощницей, коль госпожа спасет ее от беды. Обещания свое исполнила, была хороша не только в делах кухонных. Снадобья, мази у нее получались не хуже пирогов.

Гость задерживался.

Уж лес почти укутался в темень, уж дорога была скрыта, а гостя было не видно и не слышно. Егор - конюх, высохший, но крепкий старик с катарактой на правом глазе, два раза выходил в слякоть, выглядывал да слушал шаг копыт. Тишина. Только дождь.

Ведьма сидя возле камина набивала в трубку табак и пускала дым. Ждала спокойно. Конь у гостя зачарован дорогу знает, сам придет пустой или с седоком. Да и тот дойдет сам или ...приползет если конь его сбросит. У него на теле метка поставная ее господином - гореть болью нестерпимой должна если вздумает гость долгожданный с пути сбиться или заплутать из помыслов каких не честных.

Мари гостей принимать умела, хоть было это делом не частым. Ее дом, добротный в два этажа, спрятанный в чаще леса, бывало заманивал заплутавших путников своими огнями. Ведьма ценила хорошую компанию и доброе слово. Но за зло платила соответственно. Хотя добросердечие не оставляло ее никогда - она разбила славный сад в своем дворе. На каждой могиле, тех кто решил что молодая женщина не может себя защитить - весной цвели яркие цветы.

Особое поручение из красного дома она получила еще три дня назад: вылечить прибывшего после испытаний Красного дома, эфиром поить, да не сожрать. Искушение. Если все пройдет как надо - господин ее с этих мест насиженных забрать обещал, от того ведьма чуток, но взволнована была, хоть виду не показывала. Новая глава жизни ее манила, но и пугала одновременно.

Собачки, мирно сидящие у ног вдруг взволнованно подскочили, затряслись телами. И боязно затявкали.
— Тише, мои хорошие, тише. — Мари коснется пальцами между ушей одной, чтобы успокоить и прошепчет объясняя. — Гость прибыл.
Выглянет в окно.

Вороной конь будет бить копытом на подъездной дороге. Егор уже выскочил, да подхватил того под узды, помогая спешиться седоку. Ведьма накинет теплую шаль, расцветет приветливой улыбкой, да прикажет кухарке греть воду и подкинуть дров в камин в комнате для гостей. Девушка хорошо знала ее господин мог быть очень...скрупулёзен с теми кто бывал в Красном доме, осталось только гадать в каком состоянии будет ее гость.

Дверь в дом откроется, девушка будет встречать у порога:
— Я вас заждалась... — Произнесет ведьма рассматривая того кто будет ее гостем-пленником.

Тело помятое дорогой и приветливостью хозяина Красного Дома, ели стояло на ногах. А потом и вовсе свалилось, чуть не расшибив себе голову и чудом не задев столик с благородно стоящей на нем вазой. Егор - успел подхватить бесчувственного гостя и избавил ведьму от лишних расходов. Хорошие вазы из тонкого фарфора на дороге не валяются.

Тело оставляло следы крови на коврах и простынях. Егор оттащил гостя в специально отведенную спальню, не без усилий, учитывая размеры груза, но не роптал, выполнил все как следует и погрузил болезненного на постель. Ведьма лишь отметила, что так быстро в её доме мужчины в кровать ещё не попадали. Кухарка, тоже знала свое дело. Проворно обтерла уже обнаженного больного водой с одеколоном, чтоб остановись горячку и обработать мелкие ссадины, да взялась штопать рану на ноге, чтоб остановить кровотечение, а после перешла к другим не менее красочным следам.

Конюх, следил за работой, обменивался короткими фразами с кухаркой. А когда увидел загнивающие следы на теле ушел за своим верным средством - пахучей мазью из березового дегтя и угля. Такой прикладывал к коням, когда под седлом находил вонючие язвы. Егор снадобьем страшно гордился, и шептал что такая бурда вытянет весь гной если тот вздумает в теле образоваться.

Мари же пила вино и наблюдала за работой. Швы, примочки, повязки. Была довольна тем как работают её люди не вмешивалась. Лишь раз подошла к кровати, когда тело лишилось брюк. Ведьме было свойственно любопытство и любознательность. Вино приятно грело, время текло, забирая из ночи каплю за каплей. Лишь под утро поняв, что больше слуги сделать не могут, а повязку на голове она способно поменять и сама, ведьма отпустила людей. Решив познакомится с гостем поближе.

Собачки тихо поскуливали, когда та подошла к мужчине, и не довольно тявкнули, когда хозяйка потянулась, чтоб коснуться губами разгоряченного лба. Жар спадать и не думал. Не хорошо. За губами последует холод ладони, чтоб подарить секундное облегчение.
В комнате почти беззвучное прошуршит:
- Тише, тише... здесь все свои. - Скажет медово-ласково, почти с заботой. Осторожно будто воруя, вдохнет запах. Тот даже запрятанный под кокон пота, крови и вонючих мазей от которых хочется скрыться, заиграет тонкими догадками о происхождении гостя. Полукровка.

Мари облизнёт губы, словно ей в руки попал хороший кусок сладкого пирога. Но сдержится...вспомнив указания Господина. Вытащит из верного женского тайника флакончик с темной жидкостью. Та густо вытечет на палец. Испачкав губы больного тонким слоем, Ведьма оближет остатки голодно - ее белой кожи тут же коснется узор черных вен. Ведьме станет хорошо и пьяно. Улыбнется.

Никогда она еще не видела, чтоб полукровок потчевали эфиром. Знать не знала, что видит её гость под действием этого снадобья. Знать не знала как сладко тот растекается по телу больного, лечит лучше любых вонючих мазей, дарит облегчение. Как приоткрывает завесу между сном и явью. Как показывает гостю - женщину сглазами голубыми, что в миг станут черными. Женщину с кожей белой на миг украшенной сеткой темных вен.

Ведьма еще раз коснется лба и поняв что жар чуть спал, заменит ладонь холодной повязкой. А после направится к двери. Собчаки кинутся за ней. Но поймав взгляд хозяйки остановятся:
- Есть нельзя....- вдруг скажет она им. - Следите.

Дверь за ведьмой закроется. А на гостя уставятся две пары голодных глаз. Тела собачек изломанно изменятся на миг под игрой света и тени, под игрой яви и сна -  показывая тела двух маленьких, худощавых детей.

- А я сморю, вам суеты навести охота? - произнесет ведьма игнорируя и громогласное тявканье собачек, и разбитый сервиз, и застывшую на пороге горбунью-кухарку, та не мигающим взором рассматривала бесстыдство мужское во всей красоте явленное. И даже кинувшись убирать оброненные миски с завтраком, на стать мужскую ненароком, но посматривала, хоть краской в щеках и заливалась. - И вижу весьма бодры, это радует. Не бодрые мужчины скучны.

- И не питательны - Подумает про себя, но в слух не скажет. Запрет слова за улыбкой приятной хоть и холодной. Ведьма медленно зайдет в гостевую спальню пробежится глазами по мужской фигуре. Она находила интересным, то как ее господин работал с гостями Красного дома.  Возможно, где-то там под повязками на коже вырезаны символы, которые сможет понять только она. Некое послание, знак... но увы и ах - никакой романтики. Даже взгрустнёт на секунду.

- Вы бы удаль свою прикрыли, а то так кухарку мне до обморока доведете. А я готовить не обучена, в лучшем случае еду отравлю, в худшем голодом заморю. - Мари подхватит с кресла халат Амирский шелковый, расписанный ярко-розовыми узорами, он ее от горла до пола укутывал и был ей большим в плечах. Протянет гостю - Одежду вашу скоро принесут, а пока не побрезгуйте одеянием скромным.

Собачки зальются лаем громче. Предупреждая о том, что мужик большой, страшный и слишком уж активный для того кто три дня спал не просыпаясь, кто бульон по ложке принимал, как дите слабое. Мари цокнет на них, чтобы не шумели и те тут же замолкнут, обидчиво прижав хвосты и уши.
- Собачки мои волнуются. Думают опасны вы. - Ведьма чуть коснется Безмирья Томаса своими феромонами, такими которые не для соблазнения мужского созданы, а больше, чтоб успокоить буйный нрав. Чтоб голос слушал, чтоб покладистый стал и послушный. - Но думаю незачем им тревожиться. Разве такой большой мужчина обидит хрупкую женщину? Да еще ту кто в доме своем его приняла. Три ночи не спала, с рук кормила.

И не врет же, не спала, как по графику в спаленку ходила, эфиром по расписанию болезненного потчевала. Добрая Марианна, все же, женщина. Сердобольная.